– Именем закона, единого для всех… – вытянул ко мне свободную руку лейтенант.
Левое веко вдруг загорелось огнем, колдовская метка расправленным серебром обожгла глаз, и я едва не потерял сознание от полыхнувшего в голове пламени. Нашедшие отклик в магической татуировке чары требовали повиновения, и лишь дикая злость позволила сохранить контроль над собственным телом. Рука дрогнула, палец сам собой утопил клавишу управления огнем, и энергетический разряд швырнул вновь отвернувшегося к болиду рядового на землю.
– Нет! – шагнул вперед лейтенант, и левая половина моего лица взорвалась жуткой вспышкой боли.
От нестерпимого жара потемнело в глазах, и, уже валясь с ног, я вновь вскинул руку с «Пламенем». Судорога скрутила тело, вынуждая биться в непрекращающемся припадке, но, пока оставались силы, я заставлял себя удерживать излучатель и стрелять. В лейтенанта, в высунувшегося из люка ремонтника, просто в низкое небо. Чувствовать, как от расплавившейся колдовской метки запекается глаз, и стрелять.
Стрелять, стрелять, стрелять…
Не думаю, что отключился я надолго. На минуту, самое большее – две. Когда очнулся, никаких намеков на вторую «волну» еще не наблюдалось. Разве что ветер усилился да непонятной затхлостью повеяло. И пыль вперемешку с песком в воздухе так и кружит.
Неуверенно поднявшись на ноги – левый глаз ни черта не видит, половина лица словно заморожена, – я добрел до валявшегося без сознания Артура и поволок его к болиду роты алхимической безопасности. Надсаживаясь, затащил внутрь и только потом догадался проверить пульс. Пульса не было.
Да что ж за гадство такое!
Все, приплыли! Теперь одна дорога – на «Плантацию». И о строгом режиме остается только мечтать, за такое сразу на органы разберут, без вариантов. Вдвоем с Артуром еще можно было побарахтаться, а одного меня никто даже слушать не станет. Как только трупы обнаружат…
Трупы обнаружат?
Трупы обнаружат еще не скоро. А значит – надо рвать отсюда когти и залечь на дно. Все одно сейчас башка так раскалывается, что толком ничего не соображаю. А как оклемаюсь, можно и на Георга выйти будет. Хотя честно говоря, для Девятого департамента я интереса, скорее всего, уже не представляю. Спекся…
Усевшись за штурвал болида, я минут пять разбирался с системой управления, потом запустил двигатель и рывком поднял машину в воздух. Резкий толчок болью отозвался во всем теле, и остаться в сознании удалось только чудом. А вот глаз открыть так и не получилось – обожженное веко распухло, а от попытки прикоснуться к нему кончиками пальцев у меня едва не раскололась голова.
До крови закусив губу, я выровнял ухнувшую вниз машину и решил на будущее обойтись без экспериментов. А лучше – вообще не шевелиться. Просто вцепился в штурвал и замер.
На какое-то время это помогло. Болид довольно резво несся к городу, оставляя позади бетонную пустошь Ограды, почти не различимые в предрассветной серости ангары и медленно наливающиеся смертельным свечением резонаторы защитных полей. Больше всего беспокойства доставляли высоченные мачты громоотводов, но, к счастью, многие сигнальные огни пережили первую «волну» Хаоса, и мне вовремя удавалось их заметить.
Хватиться убитых гвардейцев пока еще были не должны, и все же, пролетая над укрепленными островками огневых позиций, я замирал в ожидании всполоха энергетического разряда.
Но – пронесло. Болид беспрепятственно покинул Ограду, и, стоило остаться позади полосе незастроенного домами пространства, я тотчас посадил транспорт на одном из примыкающих к жилому массиву пустырей. Вообще можно было лететь и дальше, но левая рука окончательно затекла и почти утратила чувствительность. Потерять управление в таком состоянии легче легкого, да и на болид жандармов нарваться ничего не стоит. А гвардейский транспорт объявить в розыск с минуты на минуту должны.
Осторожно выбравшись в распахнутый люк, я пару мгновений постоял, жадно глотая свежий воздух, а потом заглянул в зеркало заднего вида. Отражения прыгали и кривились, но и от того, что удалось разглядеть, едва не вывернуло наизнанку.
Все просто – левого глаза не было. Было какое-то жуткое месиво обожженной плоти, и только. К виску тянулся набухший жгут воспаленного рубца, кожа там вспухла и казалась мертвенно-бледной. Вот так дела…
Проверив автоматический инъектор, я ничуть не удивился – не так давно вставленный картридж подошел к концу. Это ж сколько обезболивающего в меня вкачано? Не удивительно, что ничего толком не соображаю.
Излучатель вот прихватить не подумал. А зря – вещь в моем положении весьма полезная. Проще уж застрелиться, чем на стену от боли лезть, когда инъектор окончательно сдохнет.
А значит, пока в запасе есть хоть какое-то время, надо успеть отыскать надежного доктора. Такого, который не продаст одурманенного наркозом пациента потрошителям и не вызовет, увидев уничтоженную колдовскую метку, жандармов.
И ведь есть подходящий медик на примете, есть. Пока на «Плантации» служил, помаленьку самыми разными связями оброс. Иначе там нельзя: кому-то ты помогаешь, кто-то помогает тебе. Ничего противозаконного, просто некоторые вопросы слишком щекотливы, чтобы обращаться к жандармам. И раз так, почему бы не помочь хорошим знакомым, которые просят не за бандитов каких-нибудь, а за вполне добропорядочных горожан? А теперь вот и пригодится…
Я отлип от болида и едва не растянулся на асфальте. Голова закружилась, левая половина тела начала неметь. То ли побочный эффект от передозировки обезболивающего, то ли совсем дела мои плохи.